2 декабря актеру Александру Кузнецову исполнилось бы 64 года
Саши Кузнецова не стало три с половиной года назад. Последние несколько лет мы часто общались. Рассказчик он был отменный – рассказывал об Америке и о Голливуде.
Как работал со Сталлоне, Дольфом Лундгреном, Малкольмом Макдауэллом, Рутгером Хауэром и Клинтом Иствудом, как чуть не снялся у Тарантино в «Убить Билла».
Там он подружился с Савелием Крамаровым, и они вместе снялись в «Любовной истории» — последнем фильме Крамарова…
Саша не скрывал, что у него онкология. Не впадая в панику, сражался до последнего, и эта борьба за жизнь продолжалась пять лет.
При этом он много снимался, продолжал заниматься йогой – за год до смерти он с легкостью вытворял невероятные акробатический трюки.
Когда после очередного курса лучевой терапии в США стало ясно, что традиционная медицина бессильна, летал в разные страны — встречался с местными целителями, колдунами, магами, шаманами, экстрасенсами.
И насколько я знаю, на себе перепробовал все. Причем, рассказывал о своих «колдовских» экспериментах весело, оптимистично.
Но чудо не произошло. В апреле 2019 года Саша собрал трех своих сыновей от разных браков, близких друзей и отправился на китайский остров Хайнань — в свое последнее путешествие. Так он со всеми попрощался. 6 июня его не стало.
Предлагаю большое интервью Александра Кузнецова 2017 года. Фотографии из личного архива актера.
«САША, ЗАБУДЬ ОБ АКТЕРСТВЕ! ТЫ – ПРОФНЕПРИГОДЕН»
— Александр, московский авиационный институт (МАИ) стал кузницей для многих известных писателей, юмористов, актеров… Но все они его окончили, а вы бросили. Почему?
— Понимаете, я рос в обыкновенной среднестатистической советской семье учительницы русского языка и литературы и радиоинженера. С детства, по стопам отца, увлекался радиоэлектроникой, паял свои первые приемники и усилители.
Поступил в МАИ – на факультет радиоэлектроники летательных аппаратов по специальности «радиолокация» и был счастлив.
Но на четвертом курсе я случайно попал в театр «На Таганке» на спектакль «Тартюф» в постановке Юрия Любимова. Он меня буквально перевернул – я вышел из зала совсем другим человеком.
В результате я заболел «Таганкой», с большим трудом (ведь в этот театр в те годы было не попасть!) пересмотрел весь ее репертуар. И все — захотел быть артистом.
— А что такого было в любимовских спектаклях, чтобы вот так легко «сломать» карьеру будущего радиоинженера?
— Я не сказал еще одной важной детали: с раннего детства в душе я рос таким… ярым антисоветчиком и диссидентом.
— ?!
— Серьезно! Несмотря на младые годы, я почему-то очень остро чувствовал эту пропагандистскую коммунистическую фальшь, когда в обществе говорят одно, думают другое, делают третье, когда все комсомольско-пионерские организации вывернуты наизнанку.
А этот Генсек Брежнев, выступающий по телевизору, меня откровенно бесил. Я слушал «Голос Америки», «Радио Свободы», и меня было очень сильное ощущение того, что мы живем в каком-то извращенном государстве.
Поэтому-то «Таганка» и произвела на меня такое сильное впечатление — на тот момент это был очень социальный театр, там даже классика подавалась под таким углом, что это было актуально, остро и сатирично и, главное, правдиво.
Мне безумно захотелось быть как они – выходить на сцену и говорить с людьми на метафоричном, но всем понятном языке.
— А актерский дар? Откуда вы знали, что он у вас есть?
— Скажу вам больше… Пока я ходил на какие-то «лишние билетики» «на Таганку», я познакомился с двумя настоящими артистами — Олегом Казанчеевым и Анатолием Меньшиковым.
Когда они послушали мою программу, подготовленную для поступления в театральный, оба по-дружески мне честно сказали: «Саша, забудь об актерстве!
Ты абсолютно профнепригоден!» Естественно я их не послушал. Я же Стрелец по гороскопу, а значит, человек невероятно настырный!
Не буду рассказывать, через что я прошел – ведь мне как четверокурснику МАИ во всех театральных вузах просто заворачивали документы со словами: «Иди, доучивайся!» Но через год я все-таки поступил в Щукинское театральное.
— Родители «обрадовались», когда об этом узнали?
— Мама расплакалась… Потом спросила: «А с чего ты решил, что можешь быть артистом?
Ты же никогда этим не интересовался». «Мам, я не знаю, но сейчас это единственное, чем я хочу заниматься, я это люблю, этим горю».
И тогда она сказала свою сакраментальную фразу: «Саша! Артисты же все — пьяницы!» (Смеется.) Я ответил: «Уверяю тебя, пьяницей не стану».
«ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ МАЛЕНЬКОЙ СЕРОЙ ЛОШАДКОЙ»
— Не пожалели, что бросили МАИ? Сейчас работали бы в каком-нибудь секретном НИИ над созданием супер ракет…
— Наоборот, я считаю, мне очень повезло, что у меня первое образование техническое — оно мне очень помогло в профессиональном плане. Особенно с точки зрения анализа процессов создания роли в театре или кино.
— Когда пришло понимание, что актерство — не ошибка, не блажь, и дела пошли хорошо?
— Я помню свое первое ощущение, когда начались занятия. Это было состояние паники, даже настоящая депрессия. Потому что среди однокурсников были та-а-кие яркие ребята.
— Кто там был из ныне известных?
— Максим Суханов, Саша Самойленко, Даша Михайлова, Алена Яковлева…
Но даже не они, а как ни странно, заметно выделялись другие, о таких обычно, знаете, говорят «талант от природы». Там и голос, и фактура, и манеры, и артистизм. На инструментах играет, поет, танцует…
Вроде, как и учиться не надо! Я чувствовал себя маленькой серенькой лошадкой, которая вообще непонятно как сюда попала.
Я ничего этого не умел. Стихи выучил в первый раз в своей жизни – для поступления в вуз. Поэтому-то и запаниковал.
Но как-то на первом курсе, весь в этих переживаниях, я попал на Киевский вокзал, где увидел много людей, которые сидели на полу, на газетках, жевали какие-то бутерброды…
Было видно, что это реально люди, испытывающие крайнюю нужду. И я сказал себе: «Саня, хватит ныть! Посмотри, как может быть!
А ты учишься в лучшем институте, у тебя блестящие педагоги, отличные друзья и партнеры. Возьми себя в руки и занимайся делом!»
Возвращаясь к вопросу, когда почувствовал, что дела пошли. Дело в том, что я не только настырный, но и очень работоспособный.
И довольно быстро стало многое получаться. На первом курсе я уже получил свою первую роль на телевидении – это был телефильм «Привет с фронта».
— Вы свою серьезную фильмографию с какой картины отсчитываете?
— С «Небывальщины» Сергея Овчарова, где я сыграл главную роль — Незнама. Сейчас это классика, культовый фильм.
А ведь тогда, в 1983 году Госкино объявило эту ленту одним из самых антисоветских фильмов за всю историю СССР, и был приказ не просто положить на полку, а уничтожить — смыть негатив. Но Глеб Панфилов с Инной Чуриковой его отстояли.
Фильм грандиозный! Он в интернете есть. Рекомендую! И вообще я считаю, что моя кинокарьера развивалась достаточно успешно, потому что следом были ленты «Прости», «Господин Великий Новгород»… В год я снимался в двух-трех картинах.
«ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛ, ЧТО ТАКОЕ ЛОШАДЬ»
— Даже сегодня, несмотря на большой список сыгранных ролей, народ в первую очередь любит вас за «Джека Восьмеркина». Ваша версия, почему?
— На мой взгляд, это одна из самых ярких картин перестройки, первый фильм в советском кино о предпринимательстве.
Там чудесный сценарий, написанный по очень известной книге Николая Смирнова, блистательные работы режиссера Евгения Татарского и актеров. Фильм очень выделялся среди всего того, что тогда показывали!
С ним связано много уникальных событий моей жизни, и самое смешное, что ведь после того, как меня утвердили на роль, я позвонил на Ленфильм и отказался в нем сниматься.
— Почему?
— Не понял всей глубины замысла, был неопытен. Я прочитал сценарий, даже съездил в Питер на пробы.
Но потом, поразмышляв, решил, что вся затея сделать комедию из тяжелейшего периода жизни людей слишком легкомысленна, даже какая-то глупая, надуманная, неправдивая.
Мы же все знаем, что происходило в СССР во времена продразверстки и военного коммунизма, когда люди миллионами от голода гибли. А тут какие-то песни, пляски…
И когда я сообщил Татарскому об отказе, Евгений Маркович специально приехал в Москву, поймал меня в Щукинском училище в коридоре, за шкирку буквально затащил в аудиторию и долго мутузил…
«Ты что, идиот? Поверь мне, это будет великая картина и твоя лучшая роль!» В результате он меня убедил, за что я ему всю жизнь бесконечно благодарен.
— Каким сразил аргументом?
— Рассказал, что это будет музыкальная комедия — веселая, острая, интересная! Ну и деньгами они меня тоже купили, если честно.
Это была первая кооперативная картина на Ленфильме и гонорары-ставки были выше обычных. Больше меня получали только народные артисты Евстигнеев и Дуров.
— И как вам работалось в этой компании народных?
— Евстигнеева я впервые увидел, когда приехал рано утром на студию.
Вижу: Евгений Саныч ходит вокруг закрытой двери в костюмерную весь разнесчастный, потому что его привезли прямо с поезда, не дали даже заехать в гостиницу. А тут еще костюмер опаздывала.
Меня поразило, что он ходит около этой двери и бубнит под нос текст своей роли, прорабатывая сотни вариантов и оттенков. Я таких технологий не знал — это был для меня настоящий актерский мастер-класс.
— У Евгения Александровича был еще один «технологический» секрет: перед выходом в кадр выпить рюмочку коньяку. Для куража!
— Это точно! Еще он нас всегда «колол» на съемочной площадке. В кадре свою часть отработает, но как только поворачивался спиной к камере, делал невероятные гримасы, корчил рожи…
Я был молодой и меня расколоть было достаточно легко. Евстигнеев – просто гений импровизации!
А Лев Константинович Дуров меня потряс еще в театре на Малой Бронной, в который меня пригласили работать на третьем курсе Щуки. Он тут же позвал меня в свой спектакль «…И, все-таки, она вертится!» на главную роль.
Мы с ним очень быстро подружились. Удивительный человек! Я таких больше не встречал в своей жизни — уникальная память на всякие истории, шутки, прибаутки, анекдоты.
Про него можно рассказывать сутками. Ну и мои основные партнерши — Ира Ракшина и Любовь Малиновская – были просто изумительные!
— В этой комедии много драк, скачек на лошадях, автогонок… В трюковых съемках вы обходились без дублеров?
— Да, я все сам делал. Причем, там для меня этот фильм стал настоящим погружением в сельское хозяйство от начала и до конца.
Как городской ребенок, я понятия не имел, что такое лошадь и такое пахать и весь процесс «укрощения» быка, плуга, трактора и автомобиля я освоил на съемочной площадке.
Короче, я реально стал фермером. Тем не менее, все равно в процессе съемок у меня не было предчувствия, что мы делаем шедевр.
Для меня это был просто очередной фильм. Но когда все три серии показали по телевизору, у меня возникло ощущение, что взорвалась бомба.
— Как вы это почувствовали?
— На следующий день, когда я вышел на улицу, создалось такое впечатление, что все люди вокруг сошли с ума.
Где бы я ни появлялся, все хохотали, показывали на меня пальцем, хватали за рукав: «пойдем, выпьем… дай автограф и т.д.». То есть моего внутреннего индивидуального пространства вдруг не стало вообще.
Ведь почти сразу же после «Джека Восьмеркина» вышла еще картина «Приморский бульвар», которая тоже стала невероятно популярна. Так что было достаточно тяжело появляться на людях.
Помню, когда я оказался на съемках в Польше в 1990-ом году, я впервые за несколько лет себя почувствовал в своей тарелке. «Господи, хорошо-то как! Тихо и никто не кричит…»
— Зато успех у прекрасного пола наверняка удесятерился. Так?
— Не-не-не, меня это уже не интересовало. Я был женат на Юле Рутберг, мы прекрасно и счастливо жили. У нас родился сын – Григорий. Поэтому все было чудесно!
АЛЕКС КУЗНЕЦОВ — АМЕРИКАНЕЦ
— Правда, что в конце 1980-х вы входили в пятерку самых перспективных актеров – молодых звезд?
— Да, было пять самых популярных артистов – Меньшиков, Шевельков, Харатьян, Жигунов и я.
— Тем не менее, через несколько лет вы бросили все и эмигрировали в Америку. Какова главная причина отъезда на самом пике славы?
— Все получилось довольно спонтанно и неожиданно для меня самого. И не в одночасье. Летом 1989-го года я получил приглашение Леонида Гайдая сниматься в фильме «На Брайтон-Бич хорошая погода».
Мы встретились, Леонид Иович сказал: «Саша, я вас очень ценю и люблю как артиста, поэтому никаких проб. Главная роль ваша!»
Мы договорились, что я съезжу к друзьям в Мюнхен на месяц, а там вскоре и съемки. Главная роль у Гайдая – любой актер может об этом только мечтать!
И вот сижу я в Мюнхене у друзей на квартире. Звонок, срабатывает автоответчик. Слышу, как на ломаном английском с акцентом говорят: «Это продюсер из Западный Берлин… пригласить Александр Кузнецов на главный роль».
Хватаю трубку, первая моя фраза: «Хватит шутить! Кто это?» «Нет, это не шутка! Я через три дня приехать в Мюнхен, мы обязательно должен встретиться».
И точно — Артур Браунер, известный немецкий продюсер, предлагает мне одну из главных ролей в 13-серийном телефильме «Аляска Кид» с двойным контрактом – в рублях и долларах.
Ну а так как это съемки в Польше, Чехословакии, Германии, полтора года работы, мне пришлось принять болезненное решение…
— Отказались от съемок у Гайдая?
— А что мне оставалось делать? Позвонил Леониду Иовичу, извинился…
Кстати, Дима Харатьян меня за это до сих пор благодарит при каждой встрече: «Благодаря тебе я снялся у классика. Спасибо!» Жаль, конечно, но в тот момент я уже мечтал о международной карьере и верил, что у меня получится.
Редко так крупно везет – ведь параллельно с «Аляской Кид» я тут же получил еще главную роль в американском фильме «Бегущий по льду».
И тут еще один поворот судьбы, начался настоящий театр абсурда.
-?!
— 1991 год. Когда до конца съемок «Бегущего по льду» оставалось две недели, мы вернулись из Норильска в Москву.
Снимали сцену, когда главный герой-американец идет по Красной площади и тут со всех сторон вылетают черные «Волги», из них выбегают агенты и скручивают его.
По сценарию — это первые кадры фильма! Так вот: по команде режиссера «Начали!» вместе с черными «Волгами» на Красную площадь выехали настоящие бронетранспортеры. Причем, боевые.
— Прямо в кадр?
— Да! Режиссер кричит: «Разве мы их заказывали?» «Нет!» Началась сумасшедшая паника.
Позвонили в американское посольство, а там отвечают: «В России государственный переворот, ГКЧП. Всей американской группе в 24 часа покинуть страну! Иначе мы ни за что не отвечаем». Ну и те естественно, побросав все, улетели в Америку!
— А вы, «диссидент со стажем», как отреагировали на госпереворот?
— Подумал: наконец-то! Уж сейчас-то мы точно построим наше светлое будущее!
Я искренне верил в эту возможность и лично хотел в этом процессе поучаствовать. Мы с Юлей активно участвовали во всех событиях на баррикадах, большими сумками носили туда еду и воду для активистов.
Пули реально летали над нашими головами. Помню сожженные троллейбусы, как молодые ребята погибли недалеко от Нового Арбата – буквально в ста метрах от нас…
А через две недели я улетел на досъемку и озвучку этих двух американских проектов в Лос-Анжелес. Никаких мыслей остаться там у меня не было, я улетел с небольшой сумкой, где были пара джинсов и рубашек.
Но довольно быстро стало понятно, что советский кинематограф вместе с СССР накрылись медным тазом. Темпы инфляции были просто бешенные.
Около 50 тысяч советских (!) рублей (мой рублевый контракт за «Аляску Кид» — громадные по тем временам деньги) к концу съемок превратились в… пару буханок хлеба. Киностудии закрылись.
Актеры сидели без работы. По большому счету у меня было два варианта: ехать в Москву и, как многие, грубо говоря, броситься в торговлю, или попробовать сделать карьеру в Америке. Я выбрал второй вариант.
— А как же жена, сын?
— Я позвонил: «Юленька, когда будет возможность, приезжай в Лос-Анжелес, подумаем, как и чего».
Она приехала, посмотрела на нашу миграционную жизнь и сказала: «Нет, Саня! Уважаю твое решение, но я вижу себя актрисой русского театра».
На сцене Вахтанговского театра она уже играла главную роль в «Зойкиной квартире». В общем, вскоре после ее отъезда обратно в Москву мы развелись.
